— Андерсон, — бормочет Миллер.

На его лицо вернулась непроницаемая маска. Наш короткий момент счастья закончился. Он отстраняется от меня, слегка сжимая бедро. Моя дерзость внезапно возвращается на место.

— Что он тут забыл? — интересуюсь я, спрыгивая со стойки.

— Пришел помочь.

Не хочу его видеть. Теперь я точно знаю, что она в Лондоне, и Миллер его не сдержит. Уильям захочет поговорить о моей матери. А я не хочу. Внезапно кажется, что стены «Айса» давят на меня, пугая. Хожу по бару, разглядывая помещение. Выпустить злость. То, что мне нужно. Хватаю бутылку водки, бездумно откручиваю крышку и наливаю себе тройную порцию. Но как только холодное стекло бокала касается губ, останавливаюсь. Перед глазами появляется картинка.

Ребенок.

— Черт, — выдыхаю, медленно опуская бокал на столешницу. Смотрю на него, кручу, а затем жду, пока жидкость замрет. Не хочу пить. В последнее время алкоголь я использовала исключительно для одной цели — заглушить печаль. Отныне нельзя.

— Оливия? — Вопросительный тон Миллера заставляет мое усталое тело развернуться, показывая полное безнадеги выражение лица… и стакан. — Что ты делаешь?

Миллер делает шаг вперед, в глазах неуверенность. Он переводит взгляд с меня на стекло.

Чувство вины присоединяется к безнадежности. Качаю головой. Теперь я раскаиваюсь даже за то, что вообще решила налить водку в бокал.

— Я не собиралась пить.

— Конечно, не собиралась. — Миллер обходит бар и злобно выхватывает стакан из моей руки, прежде чем вылить его содержимое в раковину. — Оливия, я уже на грани безумия. Не подталкивай меня еще дальше. — Его предупреждение сурово и серьезно, но выражение лица неожиданно мягкое. Он умоляет меня.

— Я не думала, — начинаю, желая доказать ему, что налила напиток в попытке заглушить слепой гнев. Мне едва дали возможность осознать новости. — Я не собираюсь пить, Миллер. Я никогда не наврежу своему ребенку.

— Что?

Широко распахиваю глаза, услышав шокированный выкрик. Миллер практически рычит. О. Боже. Мой.

Не поворачиваюсь, чтобы увидеть врага. Если во мне и оставалась хоть частичка дерзости, то она бы тут же исчезла от презрительного взгляда или слов. Поэтому я настороженно смотрю на Миллера, молча умоляя взять инициативу в свои руки. Сейчас никто, кроме него, не защитит меня от Уильяма Андерсона.

Затянувшееся молчание причиняет боль. Мысленно я молю, чтобы Миллер прервал его, но крепко зажмуриваюсь, когда слышу, как Уильям вздыхает. Ладно, пусть будет он.

— Скажи мне, что я ошибаюсь. — Слышу тихий глухой стук, это Уильям садится на барный стул. — Пожалуйста, скажи мне, что это не так.

Сдерживаю себя, чтобы не ответить: «Все так и есть. Ну, и что с того?» Но я молчу. Злюсь на себя. Я стала бесполезной. Не могу проявить храбрость, обрушить ее на Уильяма.

— Она беременна. — Миллер вздергивает подбородок и расправляет плечи. — Мы в восторге от новостей. — Он смотрит на Уильяма с вызовом.

И мужчина согласен.

— Да черт бы вас побрал, — выплевывает Андерсон. — Из всего возможного дерьма, именно это, Харт.

Я вздрагиваю. Не нравится мне то, как сильно начала вздыматься грудь Миллера. Хочу присоединиться к нему, стать единым целым. Но мое чертово тело отказывается подчиняться. Поэтому стою, повернувшись спиной к Уильяму, а мой разум судорожно оценивает угрозу ситуации.

— Мы вроде пришли к соглашению, что даже если Чарли сейчас не собирается предпринимать конкретных действий против Оливии, вскоре он начнет действовать. И время пришло. — Миллер приближается ко мне и обнимает за шею, притягивая еще ближе. — Я сказал, что если он посмеет даже вздохнуть рядом с ней, это будет его последний вздох. Чарли вздохнул.

Не вижу, но уверена, что Уильям настроен так же враждебно, как и Миллер. Спиной улавливаю исходящие от него морозные флюиды.

— Мы обсудим это позже. — Как-то слишком легко успокаивается Уильям. — Пока оставим это между нами.

— Он знает, — признается Миллер, и Андерсон за моей спиной шокировано вздыхает. Но прежде чем Уильям что-то произносит, мой мужчина продолжает: — Он увидел, как Оливия покупала тест.

— О боже, — бормочет Уильям. Мои плечи напрягаются. Миллер замечает мою реакцию и кладет ладонь мне на шею.

— Объяснять не надо. Вы только что увеличили его преимущество.

— Да.

— Что он сказал?

— Я не знаю. Меня там не было.

— А где, блядь, ты был?

— Меня послали за покупками.

Прикусываю губу и утыкаюсь носом в подбородок Миллера, чувствуя себя виноватой и еще более глупой.

— Он был дружелюбен. — Мои слова приглушены пиджаком Миллера. — Или пытался им быть. Я понимала, что с ним лучше не связываться.

Уильям язвительно усмехается.

— В этом человеке дружелюбия столько же, сколько в ядовитой змее. Он тронул тебя?

Отрицательно качаю головой, уверенная, что поступаю правильно, оставляя эту маленькую часть моей встречи с Чарли при себе.

— Угрожал?

Снова качаю головой.

— Напрямую нет.

— Понятно, — решительно произносит Уильям. — Пришло время перестать думать и начать действовать. Тебе не стоит воевать с ним, Харт. Пока не поздно. Чарли знает, как победить.

— Я знаю, что делать, — заявляет Миллер.

Не нравится мне напряженность Уильяма, так же, как и учащенное сердцебиение Миллера.

— Это не вариант, — тихо говорит Андерсон. — Даже не думай ходить туда.

Оглянувшись через плечо на Уильяма, замечаю на его лице несогласие. Поэтому перевожу вопросительный взгляд на Миллера, и хотя он чертовски хорошо знает, что я смотрю на него, холодный и бесстрастный взор от Уильяма не отрывает.

— Давай без сантиментов, Андерсон. Не вижу другого решения проблемы.

— Я придумаю что-нибудь, — сжав челюсть, говорит Уильям. В его тоне явное отвращение. — Ты желаешь невозможного.

— Теперь нет ничего невозможного. — Миллер отодвигается от меня, оставляя наедине с беззащитностью и берет два бокала. — Никогда не думал, что кто-то сможет покорить меня настолько. — Миллер наполняет бокалы виски. — Никогда даже не задумывался об этом. Потому что кому захочется думать о невозможном? — Он поворачивается и подвигает один из бокалов Уильяму. — Кто хочет мечтать о том, чего не сможет иметь?

Вижу, что слова Миллера задевают какую-то струну в душе Уильяма. Понимаю это по молчанию, по тому, как Андерсон крутит бокал в руке.

Его отношения с Грейси Тейлор были невозможными.

— Я даже не думал, что в мире есть кто-то, способный действительно полюбить меня, — продолжает Миллер. — Не думал, что кто-то сможет проигнорировать мое прошлое. — Он делает большой глоток, продолжая смотреть в глаза Уильяму. Андерсон ерзает на барном стуле и крутит бокал, показывая свой дискомфорт. — А потом я нашел Оливию Тейлор.

Сердце подпрыгивает в груди, и я замечаю боковым зрением, как Уильям осушает свой бокал и с трудом сглатывает.

— Вот как?

Он явно защищается.

— Именно. — Миллер поднимает бокал, салютуя Уильяму, и допивает виски.

Это самый саркастичный тост во всей истории тостов, потому что он знает, о чем думает Уильям. Андерсон мечтает повернуть время вспять. А вот я нет. Все в моей жизни свершилось, чтобы в итоге я пришла к Миллеру. Он моя судьба.

Все сожаления Уильяма и мои, ошибки моей матери и темное прошлое Миллера привело нас сюда. И хотя эта ситуация разрушает нас, она в конечном счете сделает сильнее.

— Я скажу тебе еще кое-что, что для меня не является невозможным, — продолжает Миллер, как будто получает удовольствие от мучений Уильяма, заставляя того заново проживать болезненные воспоминания, сожаления. Он указывает пальцем в мою сторону. — Отцовство. Я не боюсь, потому что не важно, насколько я порочен, не важно, насколько боюсь, что некоторые из моих испорченных генов перейдут ребенку, я знаю, что прекрасная душа Оливии все исцелит. — Миллер смотрит на меня, и от его искренности перехватывает дыхание. — Наш ребенок будет таким же совершенным, как она, — шепчет он. — Скоро в моем мире появится еще один яркий, красивый огонек, и моя работа — защищать. Так что, Андерсон… — Выражение лица Миллера становится жестким, все внимание теперь обращено к молчаливому Уильяму. — Ты собираешься помочь, или мне бороться с Аморальным ублюдком в одиночку?